Лет десять назад мне на глаза попалось упоминание об одной редкой профессии, и у меня случился, выражаясь нынешним языком, инсайт. Озарение. Я поняла, чем хотела бы заниматься до конца своих дней.
Ради этого дела я превозмогла бы даже лютую ненависть к холоду. Ибо мало что по степени привлекательности могло в тот момент сравниться в моих глазах с работой переворачивателя пингвинов.
Над белой Антарктидой летают самолеты. Толстые пингвины во фраках задирают головы им вслед
...читать дальше (еще 3165 символов) >>. И, не в силах удержать равновесие, валятся на спины, как сбитые кегли.
Стихотворение "жук упал и встать не может" первоначально было написано про этих бедных птиц, но редактор велел переделать. Потому что жуков ребенок видит каждый день, а пингвинов, в норме, значительно реже. Или жуков не так жалко. Упал и упал. Может, это вообще колорадская сволочь, обкусал уже всю картошку и завалился на спину от обжорства, рыгая и сопя. "Ну и пусть сдохнет, пёс с ним!" – мстительно сказал редактор, который все выходные провел уткнувшись лысиной в ботву и с банкой керосина в руке.
А пингвинов жалко до слёз. Они лежат, трогательные и безобидные, как Лев Евгеньевич Хоботов, и лишь тщетно сучат лапками. Вокруг толпятся другие, волнуются, машут крыльями, даже подталкивают несчастного: мол, давай, чувак, переворачивайся, ещё немного - и ты спасён! Но в глубине пингвиньих душ всё понимают и стараются не плакать.
И тут появляешься ты.
Снег хрустит под ногами, как яичная скорлупа. По сизой от холода воде дрейфует айсберг, похожий на тот огромный сине-зеленый непрозрачный кусок стекла, что был когда-то выставлен в витрине соседнего магазина "Оптика". Над головой твоей нимб, и пингвины благоговейно замолкают, завидев тебя.
Ты подходишь к упавшему, мягко берёшь его за узкие скользкие плечики, приговаривая: "Ну что же ты, дружище..." Называешь его Вениамином или Аристархом: пингвины успокаиваются, когда к ним обращаются по имени. И рывком поднимаешь на ноги.
В слепящих лучах солнца спасённый пингвин улепётывает всё дальше, а ты смотришь ему вслед и улыбаешься в тройной слой шарфа.
Отныне время твоё измеряется не днями, не промежутками от отпуска до отпуска, не школьными четвертями, не неделями, оставшимися до мая. Оно измеряется спасёнными пингвинами. Утренние пробки, новости, от которых хочется надеть на голову шапочку из фольги, верхние соседи, упорно заливающие твою квартиру, нижние, не здоровающиеся даже в лифте, работники почты России, коллега с привычкой включать радио на рабочем месте, вестибюли поликлиник, вечернее метро, брезгливо отрыгивающее тебя на станции, где даже колонны повесились бы от тоски, будь у них шея, – всего этого больше нет. Как говорит миссис Норидж, если выполнять свою работу очень хорошо, однажды ты можешь поверить, что в мире не существует ничего, кроме неё.
Чёрт возьми, в Антарктиде даже обитают котики!
Мысль о том, что я могла бы жить в вечном холоде, занимаясь любимым делом, согревала меня пару лет. А потом мне сообщили горькую правду: всё это выдумка. Пингвины не задирают головы вслед самолетам, не валятся на спину, не дрыгают беспомощно лапками, пытаясь перевернуться, не смотрят с трогательной надеждой на приближающегося человека. А после не курят ему фимиам и не приносят в знак благодарности маленьких хрустящих рыбок, просоленных морозным ветром. Даже этот крохотный шанс быть спасителем для невинных славных существ оказался иллюзорен.
Зато верхние соседи по-прежнему реальны как никогда.
И лишь одно смогло примирить меня с открывшейся безжалостной реальностью, где нет места самой тихой и безвредной работе в мире.
Даже в Антарктиде живут котики.
© Эйлин О'Коннор
здорово же, ну(
Я посмотрел вокруг себя глазами, затуманенными слезой умиления, и понял, что мир прекрасен. По правую руку от меня стоял здоровенный "Киа Мохаве", бритоголовый водитель, скучая за рулем, глядел на меня сверху вниз через опущенное стекло. Бедняга. Он был так напряжен и серьезен. Он явно ничего не знал об австралийских земноводных. Тогда я включил погромче радио (как раз звучало "What a Wonderful World" бесподобного Луи Армстронга), снял опостылевшие тесные ботинки, положил на торпеду ноги в радужных носках с раздельными пальчиками и стал потихоньку пританцовывать сидя. Неотрывно глядя прямо в глаза человека за рулем "мохавы", я нежно улыбнулся ему и медленно провел языком по губам. Водитель "Мохаве" передернулся, сильно покраснел и уставился прямо перед собой. Он так и сидел, нервно барабаня пальцами по оплетке руля, пока зрачок светофора не запылал зеленым, а там резко взял с места да так и исчез из виду.
Позже я узнал, что австралийские жабы очень теплолюбивы и в нашем северном климате не выживают. Это огорчило меня, но несильно и ненадолго. Ведь теперь у меня уже была своя внутренняя галлюциногенная жаба. Время от времени, когда количество серьезности и пафоса во внешнем мире начинает превышать предельно допустимые нормы, или если некий сторонний стимулятор легонечко пощекочет ее чувствительные бородавки, моя внутренняя жаба начинает потеть галлюциногенами прямо в мозг.
Вот как сейчас.