Добавлено роботом

[the-cheerful-robot]

Почти детектив

— Провожающим — просьба покинуть вагон! — решительный тон проводницы не оставлял сомнений, что поезд «Москва — Санкт-Петербург» сейчас тронется.

Стройная колбаска выходящих неожиданно была раскидана по стенам тамбура ввалившейся тушей припоздавшего пассажира. Поразительно, но обычно многословное племя сентиментальных провожателей снесло хамский напор безропотно: уж слишком суров и монументален был вид опоздальца. Из необъятного рта гиганта разило дорогими сортами коньяка и

...читать дальше (еще 6077 символов) >>

трубочного курева, увесистая рыжая сумка буйволиной кожи плотными боками намечала ему фарватер, а полы кашемирового пальто заглушали робкие стоны случайно защемленных.

— Милая! Чайку в шестое сообрази! — даже не оборачиваясь, рявкнул пассажир и, тяжело сопя, ввалился в двухместное купе. Благообразный, интеллигентного вида старикан при виде новоявленного соседа поежился и поглубже засунулся очками в толстый том «Сравнительного языкознания», демонстрируя всем своим несчастным видом нежелание общаться . Впрочем, столь явное пренебрежение никоим образом не повлияло на благодушное настроение тридцатилетнего детины, со свойственной ограниченным натурам радостной прямотой, он пробасил:
— Ну что, папаша, будем знакомиться, я Миха Жилин, типа бизнесмен, в Питер еду по делам: решать вопросы. Да ты, отец, не бычись, ехать нам вместе целую ночь, так что, давай-давай колись, как тебя звать-величать?

— Семен Геннадьевич… кхм… филолог, еду на симпозиум, — грустно промямлил старичок и тяжко вздохнул.
— Ага! Академик, значит? — подмигнул маленьким свинцовым глазом Миха и споро начал выкладывать на столик снедь в ярких упаковках.
— Ну почему сразу академик? Всего лишь профессор… — неожиданно порозовел престарелый филолог.
— Отлично! Глубокомысленно заметил Жилин и решительным движением свинтил пробку с невесть откуда взявшейся бутылки коньяка.— Давай, отец…за знакомство, — тостующий щедро плеснул в граненые поездные стаканы.
— Позвольте отказаться, молодой человек… — профессор снял тоненькие очочки и сосредоточенно принялся полировать их белоснежным носовым платком.
— Да не стесняйся ты, Генадьич! — попутчик бесцеремонно вставил в холеную дворянскую кисть стакан, — закусон отличный, коньячок приличный! Не хочешь за знакомство, выпей за науку! Давайдавайдавайдавай! — наглец практически силком заталкивал ароматную жидкость в скорбный рот старца.
— Да-да, за науку, — постфактум неубедительно проблеял сухенький страдалец.
— От малацца! Это по-нашему! Стояночка! Не закусываем — посылаем вдогонку еще пару капель! Давайдавайдавайдавай… оп-па! Не стесняйся, Генадьич, балычок, севрюжка— наша исконная закусь. — как это водится у русского человека, неожиданное поездное знакомство и чуть-чуть алкоголя пробили брешь в замкнутости. Разговор перешел в хвастливую фазу.

Пунцово пылающий, уже переодетый в дорожный «Адидас» Миха, в приступе исповедальной болтливости вещал профессору о жизненных проблемах.

— Генадьич! Ты думаешь нам, бизнесменам, легко? Нам не легко! Это раньше мы с Репой (это шеф мой) нормально доили Измайлово… хватало всем! Все были довольны! Пацаны — в день имели, сколько работяга в месяц… Сейчас уже не то! Мне Репа говорит: «Сейчас, Миха, другие времена! Сейчас на гоп-стоп никого не возьмешь… сейчас батонами шевелить надо! Бабки должны вращаться и приносить бабки-штрих» Генадьич, ты ж профессор, что такое бабки-штрих?
— Да! — Семен Геннадьич неожиданно попытался вскочить, но больно зашиб яйцеобразную лысину о боковой светильник. Потирая ушибленное место, профессор разразился монологом. — Вот вы, уважаемый, говорите «бабки». А кто-нибудь задумывался об этимологии этого слова? По моему скромному мнению, персонификация денежных знаков по феминотипу идет от глубинной матриархальной сущности нашего народа. Обожествление женщины, в целом присуще общинному строю, который, мое глубокое мнение, не изжит окончательно в нашем народе. Общинные институты, пусть в извращенных формах, но живы!
— Я, вообще-то, за ловандос спросил… — ошалело пробасил Миха.
— Вот! — профессор потер сухие ладошки.— Давайте, юноша, еще по пять капель…угу! Давайте затронем временную трансформацию слова «деньги», смотрите, вначале это «деревянные»: хомо советикус относился к деньгам с презрением! Потом деньги становятся «зелеными», «деревянные» умирают! Термин «зеленые» привносится в общество нарождающимся классом челноков, но тут же возникает пренебрежительно— уничижительное «бабки» криминалитета, который, на первых порах, не празднует власть денег..
— Эээ-э, папаша, эко тебя занесло… Не надо про то, в чем не «копенгаген»! Мы к бабосикам всегда со всем уважением! Кто деньги любит, у того их есть! Вот сколько у тебя с собой?
— Ну …шесть тысяч рублей… нас в общем-то встречают…— профессор пожал куценькими плечиками.
— Не любишь, ты, папаша, деньгу! И она тебя не любит! — Миха пьяно осклабился и вытянул из-под полки рыжий баул. На! Смотри! Здесь, Генадьич, полмулика полновесных евреев! Все мои! Еду вкидывать в одну делюгу. Пощупай, не стесняйся, когда такое еще увидишь. А ты говоришь, наука!
— Не зарывайтесь, юноша! Наука никогда не была дешевой содержанкой у всяких там нуворишей! — профессор явно обиделся, завернулся в клетчатое казенное одеяло и демонстративно отвернулся к стенке.
— Чаю желаете? — засунулась было в купе дородная проводница.
— Нет!— единодушно выкрикнули недавние собутыльники. Миха зло хлопнул дверцей и погасил свет.

Проснулся Миха от жуткого сушняка. «Тылох-тылох, тылох-тылох, ты лох— ты лох»— постукивали колесные пары. Не фига я не лох…— подумал Миха и жадно ополовинил нащупанную в темноте бутылку минералки.

— Дед.. Дед! Профессор? Минералочки хочешь? — ответом было молчание. — Генадьич, ты че спишь или помер? — Миха щелкнул кнопкой, купе замерцало тусклым дежурным освещением. Профессора не было. Баула с деньгами тоже. На столе, посреди остатков бурной трапезы притаилась записка:

«Лошара! Твой баул с баболосом исполнил Сеня Архангельский, гордись. Передавай Репе привет, он у меня на зоне в шестерках бегал, помнит меня по погонялу „Профессор“. Лавэ пойдет на общее. Предъяву мне кидать, тебе не по чину и не по понятиям.»
Внизу записки стояла гордая подпись: Вор.

Миха, прочитав послание, резво выхватил из внутреннего кармана мобильник и затараторил:
— Михалыч! Да не спи ты! Короче, Профессор наживку проглотил! Ага! Баул фальшивых евриков и полкило наркоты! Найдете по маячку. Вышел в районе Бологое. Я ему Михой Жилиным представился, который под следствием у нас. Так точно, товарищ полковник! Вор должен сидеть в тюрьме! Служу Отечеству!.