Бархатов ехал в автобусе, держа в руках бутылку с талой водой. Пить ее он пристрастился по совету сослуживцев, они обещали очищение организма, омоложение внутренностей и сексуальный Ренессанс. Из всех новшеств активировалось только одно - Бархатов достоверно изображал статую «Писающий мальчик» пятнадцать раз на дню. «Надо довести до двадцати, - говорили опытные сослуживцы. – Тогда будет прорыв». Бархатов пока столько не мог, и сексуальный Ренессанс откладывался.
В этот раз Бархатов вышел из до
...читать дальше (еще 2441 символов) >>ма раньше обычного, лед не растаял и обреченным айсбергом покачивался в бутылке.
Присевшая рядом интеллигентного вида дама понимающе посмотрела на воду и шепнула:
- Хорошо также есть пророщенную пшеницу.
- Пшаница для нявротиков, - вступила в разговор старуха в вязаной кофте, - йод надо пить - в ём вся сила! Натошшак глотаишь яво и чаташь молитву. Гляди, - сказала старуха и ловко поднесла к глазам Бархатова широко открытый рот, - у прошлом годе ничё не было, а шшас вона чё!
В черном провале рта что-то вызывающе краснело. Бархатова замутило.
- Йод на мозги нехорошо действует, - со знанием дела заметил гражданин в плаще на голое тело. – Практикуйте лучше кожное дыхание. Окунайте голову в воду и дышите порами. Мао Цзэдун так делал и 120 лет прожил.
- Это к уму непристежимо! – заволновался полный мужчина в очках. – Бред сивушный!
Он полез в мешок и достал оттуда худого молчаливого поросенка. Будущая свинья смотрела на окружающих скорбно, как бы сожалея о своем присутствии в столь невежественном обществе.
- Купил на вырост. Молоко потом буду пить. У меня дед каждый день по литру свиного молока потребляет и как новехонький!
- Хреновехонький, на! – не поворачивая головы, рявкнул водитель. - Совсем одурели, свиней уже доят, на! Берешь тройной одеколон и пьешь, на, понемногу, сколько сможешь. Ни одна хворь не берет, на!
Салон автобуса обдало парфюмерными парами. Пассажиры загалдели. В воздухе замелькали склянки с мутными жидкостями и чьи-то рога. Кто-то разматывал повязку на ноге, особа с вплетенной в волосы луковой шелухой мазала окружающих дегтем. Мордатый полицейский требовал пересчитать у него морщины, если кто найдет. Старушку с банкой урины вытолкали вон как махровую традиционалистку.
Дама в валяной шляпке цвета беж кричала Бархатову в ухо:
- А я ложусь на спину, беру внука на руки, он прудит-прудит на меня, я хохочу, а потом люди говорят – такая кожа у вас, Надежда Акимовна, такая кожа!
- Керосином башку мою, - рассказывал поручню аккуратно одетый пенсионер, - и редьку ем! Хрен ли мне будет!
Поручень одобрительно блестел.
- Чеснок! - орал снаружи в окно велосипедист, - чеснок надо в виски втирать вечером! А утром – рыбью чешую! Рыбью, слышите!
Бархатов вышел из автобуса на дрожащих ногах и, пошатываясь, побрел в рюмочную. Забытая под сиденьем бутылка талой воды отправилась дальше по седьмому маршруту, заряжаясь всепобеждающей энергией оздоровления.
© tunser